Заполнив приходный ордер, я просунул его в окошко сберкассы. Молодая девчонка-кассир приняла бумажку и почти сразу же изменилась в лице.
— Вы чо? Печатными буквами? Зачем так написали?
читать дальше— Понимаете, — начал объяснять я и понял, что придётся оправдываться. — Это чисто профессиональное, так пишут дизайнеры, архитекторы...
— Так нельзя, — перебила она. — Перепишите!
И вернула бланк. Нехотя я взял новый бланк и, ломая себя и свой почерк, снова его заполнил. Второй бланк вызвал у кассирши такие действия: она резко встала, развернулась к окошку, то есть ко мне, всем корпусом и, ещё раз взглянув на бумажку, заорала на всё помещение:
— Да вы чо-о? Опять?.. Так люди не пишут!
Вмиг я почувствовал себя листом, опавшим с дерева, лужей на обочине дороги, соринкой на лацкане пиджака, которую можно сбить одним щелчком.
— Вот, на стенке висит образец! — Она так резко вытянула правую руку с ручкой, что попала ею в стекло. — Переписывайте снова!
Спиной и боковым зрением я почувствовал, что вокруг начали собираться любопытствующие. Очевидно, для того, чтобы посмотреть на невиданный почерк.
Что было делать? Продравшись через посетителей к столу и внимательно изучив образец человеческого письма, я снова заполнил бланк. Уже третий по счёту. От него кассирша просто закрыла лицо руками, поставила локти на стол. Пробыв в такой позе секунд шесть, она решительно взяла ненавистный бланк и со словами: «Нинъиван, посмотрите!» — перебросила его контролёру, сидевшему прямо за ней.
Нинъиван, женщина лет сорока-сорока пяти, спокойно ознакомилась с моим почерком и, снисходительно взглянув на девчонку, сказала с сильным ударением на слове «я»:
— Я такое принимаю!
Мне показалось, что я вырос сантиметров на пять. Статус-кво восстановлен! И я полез в карман за деньгами...